Cervical cancer incidence and mortality in the Republic of Bashkortostan: The role of human papillomavirus in the development of cervical cancer

Cover Page


Cite item

Full Text

Open Access Open Access
Restricted Access Access granted
Restricted Access Subscription or Fee Access

Abstract

BACKGROUND: Malignant neoplasms (MNs) have been the most urgent problem in medicine worldwide for more than a decade. The steady increase in morbidity and mortality from oncological diseases has led to socio-demographic problems and high economic costs.

AIM: This study aimed to assess the incidence and mortality of cervical cancer (CC) in the Republic of Bashkortostan over a 6-year period.

MATERIALS AND METHODS: This study was conducted from 2015 to 2020 according to the reporting form “Information on malignant neoplasms.” The data were evaluated based on the analysis of statistical data on morbidity and mortality from MNs in the Republic of Bashkortostan and the Russian Federation. Cartography was conducted using the R software, ggplot2 package. Statistical analysis was performed using the Statistica 10 program. Standardized indicators were used to analyze morbidity and mortality.

RESULTS: In the Russian Federation, 299,967 newly diagnosed MN cases in women were recorded in 2020. The most significant cause of oncological morbidity in women is MNs of the reproductive system (38.8%), where tumors of the genital organs account for 17.6% of all MNs in women. The standardized incidence rate of cervical cancer in 2020 was 13.67 per 100,000 population in the Russian Federation, and 10.9 per 100,000 population in the Republic of Bashkortostan.

CONCLUSIONS: The process of CC development is quite long, and it should be diagnosed and treated at the dysplastic stage. The necessity of introducing HPV testing into widespread practice for the rapid screening of CC is obvious. Moreover, the primary prevention of CC by vaccination against the human papillomavirus of high carcinogenic risk is also important.

Full Text

ВВЕДЕНИЕ

Злокачественные новообразования стали глобальной проблемой современности, затрагивающей не только систему здравоохранения, но и общество в целом.

Всё большее внимание привлекают вопросы экономических затрат на оказание онкологической помощи населению. В течение нескольких десятилетий у учреждений онкологического профиля они резко возросли [1].

С целью изучения экономического ущерба от 10 злокачественных новообразований (ЗНО), ассоциированных с модифицируемыми факторами риска, в 2018 году проведено наглядное исследование. Затраты системы здравоохранения в 2016 году составили 152 млрд руб., общие прямые затраты с учётом выплат пенсий по инвалидности и пособий по временной нетрудоспособности ― 173 млрд руб. [2].

Высочайшую актуальность в современном мире имеют заболеваемость и смертность от рака шейки матки (РШМ). Злокачественные опухоли репродуктивной системы играют важную роль в женской популяции, где РШМ занимает 2-е место по распространённости после рака молочной железы (РМЖ) и 3-е место по смертности среди женщин. Отмечается неуклонный рост числа ЗНО в России и в мире. За последние годы достигнуты значительные успехи в профилактике, диагностике и лечении онкологических заболеваний, но многие вопросы всё ещё недостаточно изучены.

Заболеваемость РШМ в мире неуклонно растёт и имеет тенденцию к омоложению. В настоящее время в структуре женских онкологических заболеваний в возрастной группе 15–39 лет РШМ занимает 1-е место, поэтому своевременная и рациональная диагностика и лечение данной патологии актуальны в аспекте охраны репродуктивного здоровья женщины. Во всём мире в 2018 году зарегистрировано почти 570 тыс. случаев РШМ и 311 тыс. случаев смерти от него, в Африке РШМ стал основной причиной смерти от рака у женщин. Средний возраст женщин во всём мире на момент постановки диагноза РШМ составлял 53 года.

В статье А.А. Баранова и соавт. проведён подробный анализ социально-демографического и экономического бремени ассоциированных с вирусом папилломы человека (ВПЧ) заболеваний, а также экономической эффективности вакцинации против ВПЧ в России. Экономическое бремя заболеваний, ассоциированных с ВПЧ, оценивается в 63,638 млрд руб., при вакцинации 70% населения этот показатель снизится на 41,792 млрд руб. [3].

Рак шейки матки в мировой структуре ЗНО занимает 5-е место. Более 55% новых случаев отмечается в странах Восточной и Юго-Восточной Азии, Восточной и Западной Африки, Южной Америки. Самые высокие стандартизованные показатели заболеваемости РШМ зарегистрированы (рис. 1) в Замбии (66,4), Танзании (59,1), Уганде (54,8), Мадагаскаре (51,6) и др.; страны с минимальными стандартизованными показателями заболеваемости ― Ирак (1,9), Иран (2,2), Египет (2,3), Саудовская Аравия (2,5), Иордания (2,9) [4].

 

Рис. 1. Стандартизованные показатели заболеваемости раком шейки матки в мире, оценка на 2018 г. (источник: данные Международного агентства по изучению рака (МАИР) GLOBOCAN, 2018 г.).

Fig. 1. Standardized incidence rates of cervical cancer in the world, 2018 estimate (source: data from the International Agency for Research on Cancer (IARC) GLOBOCAN, 2018).

 

По итогам 2018 года Россия заняла пятое место в мировой структуре смертности онкологических больных ― 314,6 тыс. в год (Япония ― 409,3 тыс., США ― 616,7 тыс., Индия ― 784,8 тыс., Китай ― 2,86 млн) (рис. 2) [5, 6].

 

Рис. 2. Стандартизованные показатели смертности от рака шейки матки в мире, оценка на 2018 г. (источник: данные Международного агентства по изучению рака (МАИР) GLOBOCAN, 2018 г.).

Fig. 2. Standardized mortality rates from cervical cancer in the world, estimate for 2018 (source: data from the International Agency for Research on Cancer (IARC) GLOBOCAN, 2018).

 

Патогенетическая роль ВПЧ в развитии рака шейки матки давно известна. В мире каждый год регистрируется более 500 тыс. новых случаев рака, ассоциированного с ВПЧ-инфекцией [3, 7].

Основной причиной предраковых и раковых поражений шейки матки является инфицирование вирусом папилломы человека высокого канцерогенного риска (ВПЧ ВКР). Из более 100 известных типов ВПЧ не менее 14 относятся к высокоонкогенным: ВПЧ 16, 18-го типов отвечают примерно за 70% случаев РШМ в мире. ВПЧ ― самая распространённая из инфекций, передаваемых половым путём, ей страдают 630 млн человек, около 9,0–13% населения ― носители ВПЧ. РШМ имеет одинаковый патогенез во всех странах [8–10].

Цервикальный рак ― вполне предотвратимая патология, в отличие от большинства других онкологических заболеваний. Известно, что для РШМ обязательна персистенция онкогенных типов ВПЧ, которые в настоящее время выявляются ВПЧ-тестированием. В мировой практике с успехом используется профилактическая вакцинация как действенная мера первичной профилактики РШМ. Течение ВПЧ-ассоциированного цервикального рака предусматривает многолетние внутриэпителиальные неопластические изменения, которые доступны для диагностических и лечебных вмешательств. В связи с этим мы имеем максимум возможностей предотвратить развитие инвазивной карциномы и снизить показатели заболеваемости и смертности. В странах, где проводится государственная программа вакцинации и масштабного скрининга, заболеваемость и смертность снижаются [11–13].

Каждый случай инвазивного рака ― это результат упущенных возможностей диагностики, а также лечения цервикальной интраэпителиальной неоплазии (CIN). Снижение частоты РШМ возможно путём устранения факторов риска, вакцинации и организации скрининга [14–16]. Наиболее опасные CIN II–III степени требуют тщательного наблюдения и контроля [17, 18].

Государственная программа профилактики РШМ в нашей стране до сих пор не принята. Организуются пилотные проекты скрининговых обследований женщин репродуктивного возраста, которые демонстрируют высокую эффективность, и в отдельных регионах нашей страны существует вакцинация школьниц подросткового возраста. К сожалению, эти проекты носят непостоянный характер и не дают ожидаемого эффекта. Профилактика в основном проводится в рамках диспансеризации, без реального учёта охвата населения, без строгого контроля интервалов скрининга, без строгих методических установок.

Вызывает тревогу и требует особого внимания рост заболеваемости РШМ и смертности от него у женщин в Республике Башкортостан. Наши показатели заболеваемости и смертности среди регионов РФ не самые высокие, но демонстрируют неуклонный рост за последние 5 лет: показатель заболеваемости от 10,32 на 100 тыс. женского населения в 2015 году вырос до 13,36 ― в 2019, показатель смертности в 2019 году ― 5,57 на 100 тыс. населения был выше общероссийского (5,01 на 100 тыс. населения) [19, 20].

Цель исследования ― оценить показатели заболеваемости РШМ и смертности от него в Республике Башкортостан в динамике за 6 лет.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ

Исследование проводилось с 2015 по 2020 год по отчётной форме «Сведения о злокачественных новообразованиях» [21–23]. Оценку выполняли на основании анализа статистических данных о заболеваемости и смертности от злокачественных новообразований (ЗНО) на территории Республики Башкортостан и Российской Федерации. Картография выполнена в программной среде R, пакет ggplot2. Статистический анализ обрабатывали с использованием программы Statistica 10. Для анализа заболеваемости и смертности использованы стандартизованные показатели (для расчёта стандартизованных показателей заболеваемости и смертности использован мировой стандарт возрастного распределения населения).

РЕЗУЛЬТАТЫ

В Российской Федерации в 2020 году впервые в жизни выявлено 299 967 случаев онкологических заболеваний у женщин. Наибольший удельный вес в структуре ЗНО у женщин имеют злокачественные новообразования органов репродуктивной системы (38,8%). Самый высокий уровень стандартизованного показателя заболеваемости среди женского населения выявлен в Сахалинской (298,3), Архангельской (285,7), Иркутской (284,6) областях, Республике Коми (283,9), Томской области (280,4) и Камчатском крае (277,7); самый низкий ― в Республике Дагестан (135,3), Чукотском автономном округе (158,4), республиках Ингушетия (162,3), Калмыкия (181,0), Чувашия (181,5), Алтай (186,5), Кабардино-Балкария (187,3) [20, 24].

Стандартизованный показатель заболеваемости РШМ по Российской Федерации в 2020 году составил 15,38 на 100 тыс. населения, а по Республике Башкортостан ― 13,36 на 100 тыс. населения (рис. 3). В целом, в Приволжском федеральном округе (ФО) показатель заболеваемости составил 15,57 на 100 тыс. населения. Минимальное значение этого показателя выявлено в Северо-Кавказском ФО (11,71 на 100 тыс. населения), а максимальное в Дальневосточном ФО (23,06 на 100 тыс. населения) [20].

 

Рис. 3. Стандартизованный показатель заболеваемости раком шейки матки на 100 тыс. населения в 2020 г.

Fig. 3. Standardized incidence rate of cervical cancer per 100 thousand population in 2020.

 

Территория Республики Башкортостан включает в себя 42 муниципальных района. Общая численность населения составляет 4 млн 104 тыс. чел., из них 2 млн 200 тыс. женщин. В структуре заболеваемости женского населения Республики Башкортостан в 2017 году на 1-м месте ― ЗНО молочной железы (12,2%), на 10-м месте ― РШМ (2,8%). В возрасте 30–39 лет главные причины смерти у женщин ― ЗНО молочной железы (24,4%) и шейки матки (13,4%) [22, 25].

Первичный анализ показателей заболеваемости и смертности от РШМ по Республике Башкортостан, полученных за 2015–2020 годы по 63 объектам наблюдения (42 района, 17 городов и поселений городского типа), показал, что они сильно варьируют как по годам, так и по объектам. Представлялось продуктивным выявить группы таких объектов со сходным профилем описания ― последовательными изменениями показателей заболеваемости и смертности по каждому из шести лет наблюдения (временных срезов). С этой целью такие данные подвергли кластерному анализу по методу Уорда (Олдердерфер, Блэшфилд, 1989), позволяющему получать наиболее компактные кластеры, а в качестве меры использовался квадрат евклидова расстояния, что позволяло наиболее рельефно выделять различия объектов, как по форме профиля описания, так и по его сдвигу в сторону больших или меньших значений. Как показал первичный анализ результатов, вариабельность показателей заболеваемости и смертности внутри кластеров на каждом временном срезе оставалась крайне высокой (коэффициент вариации до 50% и более). Кроме того, кластеры резко различались по количеству входящих в них объектов. Поэтому для анализа последовательных изменений внутри кластеров и различий между кластерами использовали непараметрические методы ― ранговый дисперсионный анализ по Фридману для оценки значимости изменений в последовательностях и критерии Вилкоксона и Манна–Уитни для сравнения зависимых и независимых выборок (Холлендер, Вульф, 1983; Гланц, 1998). Для описания результатов, соответственно, использовались медианы (Ме), нижний и верхний квартили (Q1 и Q3) на репрезентативных выборках, а в малочисленных группах границы вариации (Min–Max).

Кластерный анализ показал, что оптимальным является выделение шести кластерных групп. Две кластерные группы были достаточно представительными и включали 20 и 31 объект, ещё две включали 6 и 4 объекта, то есть могли рассматриваться как типологические группы, но два кластера оказались «уникальными», поскольку каждый из них был представлен одним-единственным объектом.

В первый кластер вошли Аургазинский, Буздякский, Бураевский, Бурзянский, Давлекановский, Дуванский, Илишевский, Караидельский, Кармаскалинский, Кугарчинский, Кумертауский, Мишкинский, Миякинский, Нуримановский, Татышлинский и Уфимский районы, а также города Белорецк, Благовар, Туймазы и Учалы.

Второй кластер включал основную часть городов и поселений городского типа ― Агидель, Баймак, Белебей, Бирск, Ишимбай, Межгорье, Мелеуз, Нефтекамск, Октябрьский, Салават, Сибай, Стерлитамак, Уфу, а также Альшеевский, Аскинский, Бакалинский, Балтачевский, Дюртюлинский, Ермекеевский, Зианчуринский, Иглинский, Краснокамский, Кушнаренковский, Салаватский, Стерлитамакский, Фёдоровский, Хайбуллинский, Чекмагушевский, Чишминский, Шаранский и Янаульский районы.

Третий кластер включал Архангельский, Белокатайский, Благоварский, Гафурийский, Калтасинский районы и город Кумертау.

В четвёртый кластер вошли всего четыре объекта ― Абзелиловский, Бижбулякский, Мечетлинский и Кигинский районы.

Профили изменений индекса заболеваемости этих четырех кластеров в виде последовательных значений медиан распределения этих индексов приведены на рис. 4.

 

Рис. 4. Последовательные изменения медианных значений показателя заболеваемости раком шейки матки в первых четырёх кластерных группах городов и районов Республики Башкортостан.

Здесь и на рис. 5: по оси абсцисс ― сроки наблюдения (временные срезы), по оси ординат ― медианные значения показателя заболеваемости в виде числа случаев на 100 тыс. населения (для упрощения не указаны квартили и границы вариаций значений показателя заболеваемости).

Fig. 4. Consecutive changes in the median values of the incidence of cervical cancer in the first four cluster groups of cities and regions of the Republic of Bashkortostan.

Here and in Fig. 5: on the abscissa axis are the observation periods (time slices), on the ordinate axis are the median values of the morbidity index in the form of the number of cases per 100 thousand population (for simplification, quartiles and the limits of variation of the values of the morbidity index are not specified).

 

Ранговый дисперсионный анализ по Фридману показал, что изменения показателя заболеваемости в первом кластере (20 объектов) являются в целом значимыми: χ²=35,3, p <<0,0001, при коэффициенте конкордации Кэндала 0,35 (W ― мера согласованности индивидуальных профилей). Таким образом, индивидуальные профили колебаний заболеваемости в этой группе объектов были согласованны, но не жёстко. Как видно на рис. 4, в этой группе последовательные изменения показателей заболеваемости в течение шести лет носили волнообразный характер.

Во второй кластерной группе (31 объект) в том же интервале времени также отмечены последовательные изменения уровня показателей заболеваемости, но они носили менее выраженный характер: χ²=13,2; p <0,03. В этой группе можно говорить о практической стабилизации заболеваемости в 2018–2020 годах.

В гораздо более малочисленной (6 объектов) третьей кластерной группе последовательные изменения уровня показателей заболеваемости также были статистически значимыми: χ²=19,5; p <0,002, причём индивидуальные профили оказались очень тесно согласованными (W=0,64).

В наиболее малочисленном (4 объекта) четвёртом кластере последовательные изменения уровня показателей заболеваемости в целом оказались значимыми: χ²=11,8; p <0,04, и у отдельных представителей этой группы достаточно согласованными (W=0,59). Однако в силу малочисленности группы оценка значимости последовательных изменений не могла быть проведена корректно даже непараметрическими методами, и общая значимость изменений была обусловлена лишь резким перепадом уровня заболеваемости от 2015 к 2020 году: Ме=57,4 (22,1–86,2) против Ме=8,9 (0,0–13,3). Однако оказалось возможным сравнение с тремя остальными кластерными группами.

Как было указано выше, два кластера оказались уникальными, представленными только Зилаирским (пятый кластер) и Стерлибашевским (шестой кластер) районами (рис. 5).

 

Рис. 5. Последовательные изменения медианных значений показателя заболеваемости раком шейки матки во всех шести кластерных группах городов и районов Республики Башкортостан.

Fig. 5. Consecutive changes in the median values of the incidence rate of cervical cancer in all six cluster groups of cities and regions of the Republic of Bashkortostan.

 

Как видно на рис. 5, их принципиальные отличия друг от друга и четырёх прочих кластеров состоят в резком, многократном росте заболеваемости в 2017 году в Стерлибашевском районе ― 95,1 заболевших на 100 тыс. населения, и в 2019 году в Зилаирском районе ― 104 заболевших на 100 тыс. населения.

Такой же анализ был осуществлён в отношении показателя смертности. Оптимальным в этом случае оказалось выделение пяти кластерных групп ― четырёх представительных и одной «уникальной», также представленной одним объектом.

В первый кластер вошли 32 объекта: Бакалинский, Балтачевский, Бураевский, Давлекановский, Дюртюлинский, Ермекеевский, Зианчуринский, Зилаирский, Илишевский, Калтасинский, Кугарчинский, Миякинский, Салаватский, Стерлитамакский, Татышлинский, Уфимский, Чекмагушевский и Янаульский районы, а также почти все (14 из 18) города и поселения городского типа ― Агидель, Баймак, Белебей, Бирск, Ишимбай, Межгорье, Нефтекамск, Октябрьский, Салават, Сибай, Стерлитамак, Туймазы, Уфа и Учалы.

Во второй кластер вошли Альшеевский, Аскинкий, Архангельский, Бижбулякский, Мишкинский, Хайбуллинский и Чишминский районы и город Мелеуз.

В третью кластерную группу вошли Аургазинский, Бурзянский, Гафурийский, Дуванский, Караидельский, Краснокамский, Кушнаренковский, Нуримановский, Фёдоровский и Шаранский районы и город Благовар.

В четвёртый кластер вошли Абзелиловский, Белокатайский, Благоварский, Буздякский, Иглинский, Кармаскалинский, Кигинский, Кумертауский и Мечетлинский районы, а также города Белорецк и Кумертау, а в пятый, уникальный кластер вошел один-единственный Стерлибашевский район. Профили последовательных изменений медианных значений показателя смертности четырёх представительных кластеров приведены на рис. 6.

 

Рис. 6. Последовательные изменения медианных значений показателя смертности от рака шейки матки в пяти кластерных группах городов и районов Республики Башкортостан.

По оси абсцисс ― сроки наблюдения (временные срезы), по оси ординат ― медианные значения показателя смертности в виде числа случаев на 100 тыс. населения (для упрощения не указаны квартили и границы вариаций значений показателя смертности).

Fig. 6. Consecutive changes in the median values of mortality from cervical cancer in five cluster groups of cities and districts of the Republic of Bashkortostan.

On the abscissa axis are the observation periods (time slices), on the ordinate axis are the median values of the mortality indicator in the form of the number of cases per 100,000 population (for simplification, quartiles and boundaries of variations in the values of the mortality indicator are not specified).

 

В наиболее многочисленном (20 объектов) первом кластере последовательные изменения показателя смертности в целом носили незначимый характер (χ²=4,6; p >0,46), причём «индивидуальные» профили показателей смертности у отдельных представителей данной группы оказались практически не согласованны ― коэффициент конкордации (W) равен 0,02. Это указывает на малосущественность и хаотичность таких изменений. Действительно, сравнение последовательных значений при помощи критерия Уилкоксона показало, что все 15 попарных различий являются незначимыми: p >0,08 ÷ 0,96. Следовательно, в принципе все значения показателей смертности в данной группе в течение 2015–2020 годов можно рассматривать как один массив, имеющий Ме=5,5; Q1=0 и Q3=8,8.

Во втором кластере последовательные изменения показателей смертности, напротив, оказались достаточно жёстко связаны со временем наблюдения (χ²=27,2; p <<0,0001). При этом профили таких изменений у отдельных представителей кластера оказались очень тесно согласованными (W=0,68).

В третьем кластере зависимость уровня показателей смертности от времени также оказалась высоко значимой (χ²=21,9; p <<0,0001), но внутригрупповая согласованность профилей изменений была менее выраженной (W=0,40).

В четвёртом кластере вариации показателя смертности также оказались значимо связаны со временем наблюдения (χ²=13,3; p <<0,02), но согласованность их внутри кластера оказалась ещё слабее (W=0,24). Исходный (на начало сроков наблюдения) уровень показателя смертности (Ме=12,6; Q1=8,1, Q3=16,3) оказался значимо (Z=3,3; p <0,001) выше, чем в первом кластере, но при этом значимо не отличался от уровня показателя смертности во второй и третьей кластерной группе (Z=1,3; p >0,20 и Z=0,46; p >0,65, соответственно). Далее уровень показателя смертности в данной группе претерпевает последовательные подъёмы и спады, причём, как видно на рис. 6, в противофазе к тому, что зафиксировано в третьем кластере: через год отмечен незначимый (Z=1,1; p >0,28) рост показателя смертности, вслед за которым произошло последовательное значимое (Z=2,9; p <0,004) и кратное снижение уровня показателя смертности к 2018 году: Ме=5,6 (Q1=3,9; Q3=10,7), то есть до значений, практически совпадающих (Z=0,08; p >0,93) с теми, которые отмечены в первом кластере. Через год имел место повторный значимый (Z=2,4; p <0,02) и кратный (Ме=17,3; Q1=13,0; Q3=26,0) рост показателя смертности до уровня, теперь уже практически совпадающего (Z=0,9; p >0,96) с тем, который к этому сроку имел место во второй кластерной группе. В конце сроков наблюдения (2020 год) уровень показателя смертности в этой группе вновь значимо (Z=2,1; p <0,04) снизился и достиг значений (Ме=11,6; Q1=8,7; Q3=17,4), практически совпадающих с исходными (Z=0,01; p >0,99) и значимо не отличающихся от уровня показателя смертности в третьем кластере (Z=0,78; p >0,43).

Для наглядного изображения показателей заболеваемости и смертности использованы картограммы Республики Башкортостан с данными показателями (рис. 7, 8).

 

Рис. 7. Показатели заболеваемости раком шейки матки по Республике Башкортостан за 2020 год.

Fig. 7. Incidence rates of cervical cancer in the Republic of Bashkortostan for 2020.

 

Рис. 8. Показатели смертности от рака шейки матки по Республике Башкортостан за 2020 год.

Fig. 8. Mortality rates from cervical cancer in the Republic of Bashkortostan for 2020.

 

Мы проанализировали показатели заболеваемости и смертности в Республике Башкортостан: заболеваемость раком не обязательно коррелирует с общим уровнем смертности в конкретных районах республики, значит, в некоторых регионах имеется больше ресурсов для ранней диагностики и лечения больных раком шейки матки и повышения их шансов на выживание.

Нельзя не отметить в нашей работе пилотный проект, который был проведён в 2019 году по инициативе Фонда развития социальных программ совместно с Министерством здравоохранения Республики Башкортостан и Республиканским медико-генетическим центром. Женщинам города Уфы в возрасте 30–39 лет проводили Digene HPV тест [26], это молекулярная технология фирмы «Digene». Благодаря методу «гибридного захвата» данная тест-система способна выявлять клинически значимую концентрацию ВПЧ ВКР [27].

Проверка по критерию Тейла (Холлендер, Вульф, 1983) показала, что какой-либо значимой тенденции (тренда) последовательных изменений показателей не отмечается ни по Республике Башкортостан в целом (С=7; p >0,20), ни по городу Уфе (С=5; p >0,20). Пилотный проект проводили в городе Уфе, и в отличие от показателей по республике, в Уфе с 2018 по 2020 год отмечено снижение показателей заболеваемости РШМ (рис. 9), в этом заслуга своевременной диагностики и лечения предраковых поражений шейки матки.

 

Рис. 9. Последовательные изменения показателя заболеваемости раком шейки матки за 2015–2020 годы по городу Уфе и Республике Башкортостан в целом.

По оси ординат показатель заболеваемости раком шейки матки на 100 тыс. населения.

Fig. 9. Consecutive changes in the incidence rate of cervical cancer for 2015–2020 in the city of Ufa and the Republic of Bashkortostan as a whole.

On the ordinate axis, the incidence of cervical cancer per 100,000 population.

 

Проверка по критерию Тейла (Холлендер, Вульф, 1983) показала, что и в отношении показателя смертности от РШМ какой-либо значимой тенденции (тренда) последовательных изменений ни по Республике Башкортостан в целом (С=3; p >0,30), ни по городу Уфе (С=3; p >0,30) не отмечено (рис. 10).

 

Рис. 10. Последовательные изменения показателя смертности от рака шейки матки за 2015–2020 годы по городу Уфе и Республике Башкортостан в целом.

Fig. 10. Consecutive changes in the mortality rate from cervical cancer for 2015–2020 in the city of Ufa and the Republic of Bashkortostan as a whole.

 

Рассмотрим возрастную структуру заболеваемости РШМ. К сожалению, диагностируется РШМ с довольно раннего возраста ― с 20 лет (<1%), достигая достаточно высоких показателей (10%) к 30 годам. Дальнейший рост показателя сохраняется, и максимум достигается к возрасту 55–59 лет (14%) ― это женщины в постменопаузе, которые редко приходят на профилактические приёмы к врачу акушеру-гинекологу, что усугубляет ситуацию (рис. 11).

 

Рис. 11. Заболеваемость раком шейки матки в различных возрастных группах женского населения Республики Башкортостан в 2020 году (по оси ординат показатель заболеваемости в абсолютных числах).

Fig. 11. The incidence of cervical cancer in various age groups of the female population of the Republic of Bashkortostan in 2020 (on the ordinate axis, the incidence rate in absolute numbers).

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Процесс развития РШМ довольно длительный, и его следует выявлять на стадии диспластических процессов шейки матки. Результаты пилотного проекта по первичному ВПЧ-тестированию женщин 30–39 лет г. Уфы (2019 г.) убедительно доказывают преимущество скрининга РШМ с использованием ВПЧ-тестирования.

Мы не увидели значимых изменений в показателях заболеваемости, это связано с отсутствием рутинного ВПЧ-скрининга. В связи с этим становится очевидной необходимость как можно более оперативного решения вопроса о внедрении ВПЧ-тестирования для скрининга РШМ в широкую повсеместную практику.

Необходимо разработать специальную программу и включить в нее:

  • организацию мер по повышению образования населения и устранению факторов риска заболевания раком и заражения ВПЧ ― с целью первичной профилактики РШМ;
  • создание и внедрение протокола скрининга с включением теста на ВПЧ, достоверно повышающего эффективность выявления предраковых состояний, с целью вторичной профилактики РШМ;
  • разработку алгоритма ведения пациенток с патологией шейки матки высокого риска;
  • подготовку кадров для квалифицированного ведения пациенток с патологией шейки матки.

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ / ADDITIONAL INFO

Вклад авторов. Все авторы внесли существенный вклад в разработку концепции, проведение исследования и подготовку статьи, прочли и одобрили финальную версию перед публикацией.

Author contribution. All authors made a substantial contribution to the conception of the work, acquisition, analysis, interpretation of data for the work, drafting and revising the work, final approval of the version to be published and agree to be accountable for all aspects of the work.

Финансирование. Авторы заявляют об отсутствии внешнего финансирования при проведении исследования.

Funding source. This study was not supported by any external sources of funding.

Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов, связанных с публикацией настоящей статьи.

Competing interests. The authors declares that there are no obvious and potential conflicts of interest associated with the publication of this article.

×

About the authors

Gulnara Z. Lyalina

Bashkir State Medical University

Email: davlet_g@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-7540-733X

Post-Graduate Student

Russian Federation, Ufa

Al’fiya G. Yashchuk

Bashkir State Medical University

Email: ilnur-musin@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-2645-1662

MD, Dr. Sci. (Med.), Professor

Russian Federation, Ufa

Raisa M. Zainullina

Bashkir State Medical University

Email: raisa.bsmu@gmail.com
ORCID iD: 0000-0001-6323-4443

MD, Cand. Sci. (Med.), Assistant Professor

Russian Federation, Ufa

Adel A. Izmailov

Bashkir State Medical University; Republican Clinical Oncological Dispensary

Author for correspondence.
Email: izmailov75@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-8461-9243

MD, Dr. Sci. (Med.), Professor, Chief Physician of the Republican Clinical Oncology Center

Russian Federation, Ufa; Ufa

References

  1. Andreev DA, Polyakova KI, Zavyalov AA, et al. Crucial areas of the economic analysis of public cancer care. FARMAKOEKONOMIKA. Modern Pharmacoeconomics and Pharmacoepidemiology. 2019;12(4):310–317. (In Russ). doi: 10.17749/2070-4909.2019.12.4.310-317
  2. Kontsevaya AV, Balanova YuA, Myrzamatova AO, et al. Economic losses due to oncologic diseases related to modifiable risk factors. Health Risk Analysis. 2020;(1):133–141. (In Russ). doi: 10.21668/health.risk/2020.1.15
  3. Baranov AA, Plakida AV, Namazova-Baranova LS, et al. Analysis of the Economic and Socio-Demographic Burden of HPV-Associated Diseases and the Cost-Effectiveness of HPV Vaccination in Russia. Pediatric pharmacology. 2019;16(2):101–110. (In Russ). doi: 10.15690/pf.v16i2.2007
  4. Pak RB. Epidemiological features of cervical cancer in the world. Vestnik Kazakhskogo natsional’nogo meditsinskogo universiteta. 2019;(1):678–680. (In Russ).
  5. Shevchenko YuL, Karpov OE, Sarzhevskiy VO, et al. Ten-year experience of the Pirogov Center in the organization of oncological care in a multi-field hospital. Annals of HPB Surgery. 2019;24(3):115–123. (In Russ). doi: 10.16931/1995-5464.20193115-123
  6. Kaprin AD, Starinskii VV, Petrova GV, editors. Sostoyanie onkologicheskoi pomoshchi naseleniyu Rossii v 2018 godu. Moscow: P.A. Herzen Moscow Research Oncological Institute ― branch of the National Medical Research Center of Radiology; 2019. 236 p. (In Russ).
  7. Crosbie EJ, Einstein MH, Franceschi S, Kitchener HC. Human papillomavirus and cervical cancer // Lancet. 2013. Vol. 382. P. 889–899. doi: 10.1016/S0140-6736(13)60022-7
  8. Bruni L, Albero G, Serrano B, et al. IARC/ICO Information Centre on HPV and Cancer (HPV Information Centre). Human Papillomavirus and Related Diseases in Russian Federation. Summary Report 22 October 2021. Available from:
  9. https://hpvcentre.net/statistics/reports/RUS.pdf
  10. Workowski KA, Bachmann LH, Chan PA, et al. Sexually Transmitted Infections Treatment Guidelines, 2021. MMWR Recomm Rep. 2021;70(4):1–187. doi: 10.15585/mmwr.rr7004a1
  11. Bruni L, Albero G, Serrano B, et al. ICO Information Centre on HPV and Cancer (HPV Information Centre). Human Papillomavirus and Related Diseases in the World. Summary Report 22 October 2021. Available at: https://www.hpvcentre.net/statistics/reports/XWX.pdf
  12. World Health Organization. Human papillomavirus vaccines: WHO position paper, May 2017. Recommendations [Internet]. Vaccine. 2017;35(43):5753–5755. doi: 10.1016/j.vaccine.2017.05.069
  13. Yashchuk AG, Zaynullina RM, Maslennikov AV, et al. Principles of Diagnosis, Therapy and Prevention of Gynecological Pathology Associated with Papillomavirus Infection. Ufa: Pervaya tipografiya; 2018. 84 p. (In Russ).
  14. Sukhikh GT, Prilepskaya VN, editors. Prevention of Cervical Cancer: a Guide for Doctors. 3rd еd., reprint. and add. Moscow: MEDpress-inform; 2012. (In Russ).
  15. Russian Society of Obstetricians and Gynecologists, et al. Dobrokachestvennye i predrakovye zabolevaniya sheiki matki s pozitsii profilaktiki raka. Klinicheskie rekomendatsii (protokoly diagnostiki i vedeniya bol’nykh). Approved by the Ministry of Health of the Russian Federation on 02.11.2017 No. 15-4/10/2-76 . Available from:
  16. https://legalacts.ru/doc/pismo-minzdrava-rossii-ot-02112017-n-15-4102-7676-o-napravlenii /?ysclid=ld3jc9zbid833772
  17. Dikke GB. Modern approach in secondary preventive measures in treatment of cervical cancer. Obstetrics and Gynecology. 2018;4:131–137. (In Russ). doi: 10.18565/aig.2018.4.131-137
  18. Medeiros R, Vaz S, Rebelo T, Figueiredo-Dias M. Prevention of human papillomavirus infection. Beyond cervical cancer: a brief review. Acta Med Port. 2020;33(3):198–201. doi: 10.20344/amp.12259
  19. Prilepskaya VN, Bayramova GR, Kogan EA, Chernova VF, Okushko AN. New options for early diagnosis and prevention of HPV-associated cervical lesions. Meditsinskiy sovet. 2015;(XX):72–77. (In Russ). doi: 10.21518/2079-701X-2015-XX-72-77
  20. Ashrafyan LA, Ovodenko DL. Cervical cancer screening key problems. Obstetrics and Gynecology: News, Opinions, Training. 2018;(1):14–17. (In Russ).
  21. Chissov VI, Starinskiy VV, Petrova GV, editors. Malignant neoplasms in Russia in 2015 (morbidity and mortality). Moscow: P. Hertsen Moscow Oncology Research Institute ― branch of National Medical Research Radiological Centre of the Ministry of Health of the Russian Federation; 2016. (In Russ).
  22. Chissov VI, Starinskiy VV, Shakhzadova AO, editors. Malignant neoplasms in Russia in 2019 (morbidity and mortality). Moscow: P. Hertsen Moscow Oncology Research Institute ― branch of National Medical Research Radiological Centre of the Ministry of Health of the Russian Federation; 2020. (In Russ).
  23. Chissov VI, Starinskiy VV, Petrova GV, editors. Malignant neoplasms in Russia in 2016 (morbidity and mortality). Moscow: P. Hertsen Moscow Oncology Research Institute ― branch of National Medical Research Radiological Centre of the Ministry of Health of the Russian Federation; 2017. (In Russ).
  24. Chissov VI, Starinskiy VV, Petrova GV, editors. Malignant neoplasms in Russia in 2017 (morbidity and mortality). Moscow: P. Hertsen Moscow Oncology Research Institute ― branch of National Medical Research Radiological Centre of the Ministry of Health of the Russian Federation; 2018. (In Russ).
  25. Chissov VI, Starinskiy VV, Shakhzadova AO, editors. Malignant neoplasms in Russia in 2020 (morbidity and mortality). Moscow: P. Hertsen Moscow Oncology Research Institute ― branch of National Medical Research Radiological Centre of the Ministry of Health of the Russian Federation; 2021. (In Russ).
  26. Chissov VI, Starinskiy VV, Petrova GV, editors. Malignant neoplasms in Russia in 2018 (morbidity and mortality). Moscow: P. Hertsen Moscow Oncology Research Institute ― branch of National Medical Research Radiological Centre of the Ministry of Health of the Russian Federation; 2019. (In Russ).
  27. Resolution of the Government of the Republic of Bashkortostan No. 593 of September 30, 2019. «O poryadke predostavleniya sertifikatov, udostoveryayushchikh pravo na poluchenie mesta v chastnykh doshkol’nykh obrazovatel’nykh organizatsiyakh...» Available at: https://docs.cntd.ru/document/561561775?ysclid=ld627a1uc768636091 (In Russ).
  28. Akhmetgaleeva AF, Sultanova RI, Mashkov OI, et al. Early diagnosis of cervical cancer in the Republic of Bashkortostan: a pilot project. Medical Genetics. 2020;19(6):47–48. (In Russ).
  29. Phillips S, Garland SM, Tan JH, Quinn MA, Tabrizi SN. Comparison of the Roche Cobas(®) 4800 HPV assay to Digene Hybrid Capture 2, Roche Linear Array and Roche Amplicor for Detection of High-Risk Human Papillomavirus Genotypes in Women undergoing treatment for cervical dysplasia. J Clin Virol. 2015;62:63–65. doi: 10.1016/j.jcv.2014.11.017

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML
2. Fig. 1. Standardized incidence rates of cervical cancer in the world, 2018 estimate (source: data from the International Agency for Research on Cancer (IARC) GLOBOCAN, 2018).

Download (214KB)
3. Fig. 2. Standardized mortality rates from cervical cancer in the world, estimate for 2018 (source: data from the International Agency for Research on Cancer (IARC) GLOBOCAN, 2018).

Download (243KB)
4. Fig. 3. Standardized incidence rate of cervical cancer per 100 thousand population in 2020.

Download (73KB)
5. Fig. 4. Consecutive changes in the median values of the incidence of cervical cancer in the first four cluster groups of cities and regions of the Republic of Bashkortostan.

Download (70KB)
6. Fig. 5. Consecutive changes in the median values of the incidence rate of cervical cancer in all six cluster groups of cities and regions of the Republic of Bashkortostan.

Download (113KB)
7. Fig. 6. Consecutive changes in the median values of mortality from cervical cancer in five cluster groups of cities and districts of the Republic of Bashkortostan.

Download (98KB)
8. Fig. 7. Incidence rates of cervical cancer in the Republic of Bashkortostan for 2020.

Download (122KB)
9. Fig. 8. Mortality rates from cervical cancer in the Republic of Bashkortostan for 2020.

Download (114KB)
10. Fig. 9. Consecutive changes in the incidence rate of cervical cancer for 2015–2020 in the city of Ufa and the Republic of Bashkortostan as a whole.

Download (78KB)
11. Fig. 10. Consecutive changes in the mortality rate from cervical cancer for 2015–2020 in the city of Ufa and the Republic of Bashkortostan as a whole.

Download (78KB)
12. Fig. 11. The incidence of cervical cancer in various age groups of the female population of the Republic of Bashkortostan in 2020 (on the ordinate axis, the incidence rate in absolute numbers).

Download (73KB)

Copyright (c) 2023 Lyalina G.Z., Yashchuk A.G., Zainullina R.M., Izmailov A.A.

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 4.0 International License.

СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ:
ПИ № ФС 77 - 86335 от 11.12.2023 г.  
СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ:
ЭЛ № ФС 77 - 80633 от 15.03.2021 г.



This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies